Ёжики и паровозы

Однажды ёжики решили умереть за паровозы. Зачем, как, почему — вы меня не спрашивайте. По ёжикам я не эксперт, они сами по себе, я сам по себе. Они — коварствуют, я — открываю миру глаза. Но насчёт умереть — это они хорошо придумали. Только приветствую. За, можно сказать. Обеими руками. Ежам не место в цивилизованном мире. Но как-то мне это всё подозрительно. Ведь ёжики никогда ничего не делают просто так. Зачем же они хотят умереть за паровозы?

— Начальник! Начальник! Там того! Этого... — стрелочник Кузьмич нервно крутил в руках картуз.

— Кузьмич! Сколько раз я тебе говорил — не тревожь, не тревожь хозяйский сон! — вальяжно сказал начальник станции и лениво стегнул Кузьмича розгой по тощему заду.

— Благодарствуем, барин, — сказал Кузьмич, согнувшись до полу. — Токма дело срочное, неотложное.

— Ну что Кузьмич, что в нашей дыре может быть неотложного? — спросил начальник станции, чеша давно немытую пятку.

— Ежи! — громко прошептал Кузьмич. И страшно выпучил глаза.

— Какие ежи? — опешил начальник станции, моментально усевшись на кровати.

— Серые! На рельсах. Лежат, как Каренина, трагически так. А в лапах — транспаранты. А на транспарантах — надпись. «Умрём», пишут, «за поезда!».

— Да, странное дело. За ежей-то нас не погладят по головке. Выпрут, как есть выпрут, если ситуацию не разгребём. Пошли-ка туда, разберёмся, — и начальник, напялив халат с розами и турецкую феску, энергично пошёл изучать ситуацию на местах. Кузьмич, изредка подпрыгивая, засеменил за ним следом.

Ежи лежали на рельсах скорбными, стройными рядами. Колыхались знамёна и транспаранты, Главный Ёжик красивым тонким голоском вытягивал песнь о тяжкой судьбе паровозов, которые летят вперёд. Начальник утёр непрошеную слезу и громко высморкался.

— Умрём за паровозы! — вдруг истерично вскрикнул на рельсах маленький ёжик, приподнялся на одной лапке — и снова опал.

— Слушай, Кузьмич, делать что-то надо. Пропадём ведь так, они настроены то серьёзно. У ёжиков же такие связи и такие возможности — только держись. Слышал, что с Главным Руководителем полётов случилось? То-то. А уж у него такие возможности для противодействия были, что нам и не снилось. И что им эти паровозы сдались? — почесал начальник пробивающуюся лысину. — У нас их и нет давно. Кузьмич, вот есть у нас паровозы?

— Да один вроде завалялся, — задумчиво сказал Кузьмич. Затем поймал в бороде вошку и раздавил её двумя пальцами.

— Кто же тут главный у них? — начальник пристально присматривался к ёжикам. — Тот, что поёт, наверное. Он на рельсах не сидит! — и обрадовался своей догадливости.

Начальник станции подошёл к Главному Ёжику и кашлянул.

— Да-да? — прервал пение Ёжик.

— Скажите, а в чём смысл акции? Зачем вы хотите умереть, да ещё за паровозы? — спросил начальник.

— Нада, — уклончиво ответил Главный Ёжик.

— Слушайте, но так же нельзя! — возмутился начальник станции.

— Можно, — спокойно ответил Ёж.

— Но у нас же почти нет паровозов! — воскликнул начальник.

— И? — поднял Главный ёжик бровь.

— Хорошо, сдаюсь. Зачем вам умирать? Ведь жизнь прекрасна! — затем начальник нагнулся и шёпотом спросил: — Может, паровоз возьмёте? Последний! Почти как новый!

— Ещё вагон угля, провиант и свободную ветку до Бобруйска, — жестко поставил условия Главный Ёж.

— Слушайте, а зачем Вам в Бобруйск? — удивился начальник станции.

— Нада, — второй раз за вечер уклончиво ответил Ёжик. И принялся сворачивать флаги.

Паровоз нёсся на всех парах вперёд, к светлому будущему и городу Бобруйску, который ещё не знал, какое счастье на него должно было свалиться. «Съезд жЫвотных пройдёт по расписанию!» — довольно думал Главный Ёжик. «И мы покажем всем, где раки зимуют! И даже проводим! Пусть знают дорогу!» Играл гармонист, ёжики плясали, пели, радовались жизни. Революция была неизбежна и неотвратима. Как ёжик.

© Евгений Каменецкий, 2005

Митинг

Однажды ёжики решили устроить митинг. Громкий и помпезный. Зачем? Непонятно. Наверняка коварность, какую, замыслили. Или того хуже: злоумыcлость. Ёжики существа дикие и недобрые.

На ядовито-зелёных транспарантах было большими белыми буквами написано «НАДА!» Вся стая радостно шумела и топорщила иголки. Главный Ёж отеческим взглядом изучал толпу, изредка склоняя голову к советнику, который что-то нашёптывал ему на ухо, кивал и лениво махал ёжикам лапкой. Те неистововали. Наконец, Главный Ёжик довольно кивнул, и подошёл к установленному на трибуне рупору. Шум стих. Задние ряды нетерпеливо приподнимались на задних лапках, стараясь разглядеть то, что происходит впереди.

— Ёжики! — начал Главный и тот час же умолк, оглушенный аплодисментами. Он смущённо оглянулся на приближённых. Те подобострастно смотрели на него и дружно били в ладоши. Главный Ёжик повернулся к толпе, кашлянул. Овации понемногу стихли.

— Ёжики! Пришёл тот день и час, когда мы можем говорить свободно! Пришло то время, когда ёж, несмотря на сопротивление окружающего мира, может гордо поднять свою мордочку и уклончиво сказать...

— НАДА!!! — дружно закричали ежиная стая. Вновь грянули аплодисменты.

— И правильно! Потому что ёж — венец природы! Значит, что дадено природе, завсегда — наше! И мы не позволим всяким реакционно-настроенным Сказочникам катить на нас бочку! — Главный Ёж погрозил мне пальцем, а я — показал язык.

— НЕ ПОЗВОЛИМ! — как один вскочили ёжики и разразились овациями.

— И правильно! — стукнул по трибуне Главный Ёжик. — Мы не позволим насмехаться над нашими иголками! Ежи — гордый народ! И у нас есть наше...

— НАДА! — уклончиво скандировали ёжики.

— Мы — величайшие! Нет никого выше нас! И МЫ НЕ...

И тут с неба спустился в Сиянии славы и Наисмешнейшего юморного блеска Евгений Ваганович Петросян. Все ёжики, как один, благоговейно преклонили колени. И сразу стало тихо.

Ёжики соорудили трон, на который воссел Наисмешнейший пророк. Они бегали по лесу и пели осанну. Евгений Ваганович Петросян благодушно внимал. А Главный Ёжик счастливо плакал и думал: «Чудо-то, чудо-то какое! Пришёл, осенил Своим светом. Теперь только Радость будет».

© Евгений Каменецкий, 2005