Как ёжики на диете сидели

В норе на границе оврага и леса устроила Ежиха гнездо, и вскоре появилась в нём пара шустрых ежат — Шурк и Шурша, братик и сестричка.

Быстро росли ежата, и такие они были кругленькие, толстенькие! — потому что очень поесть любили. Особенно Шурк.

И вот ушла как-то раз мама Ежиха по своим делам, а ежат в гнезде оставила. И строго-настрого им запретила из норки уходить!

Поиграли ежата, подремали немножко, а потом скучно им стало ждать. И на прогулку вечернюю давно пора, а мамы нет всё и нет! Задержалась где-то Ежиха...

И предложила Шурша-непоседа встречать её пойти.

— Нам же мама не разрешает без неё по лесу ходить! — возразил Шурк сестричке. Он был более осторожным и привык маму слушаться.

— Ну и что? — храбро сказала Шурша. — Мы же недалеко! И мы большие уже совсем — у нас и зубки выросли, и колючки твёрдыми стали! Встретим волка или там барсука — в клубок свернёмся, и всё! Надо нам только у ручья не задерживаться — помнишь, мама рассказывала, как её лиса в воду сбросить хотела, чтобы она развернулась?

— А не заблудимся? — спросил с сомнением Шурк. Очень ему безопасную норку покидать не хотелось.

— Ты разве не знаешь? — фыркнула Шурша. —  Мы, ежи, своё гнездо всегда найдём — по звукам да по запахам!

В общем, уговорила Шурша братика. Вылезли ежата из гнезда, осмотрелись и осторожно вдоль деревьев засеменили. Тут листочками пошуршат, там пенёк трухлявый обнюхают — насекомых вкусных и полезных ищут, как мама Ежиха учила. И так увлеклись, что не заметили, как от норки своей далеко в лес ушли. Забыли даже, что маму встречать хотели!

А в лесу всё темнее и темнее становится, и не обычная это темнота — тревожная: птички затихли, зверьки попрятались, и даже жуков не видно и не слышно. Одни лягушки знай себе кричат, да громко-то как!

— Лучше пойдём назад, — попросил Шурк. — Страшно мне почему-то!

— Ну ладно уж, пойдём, — согласилась Шурша. Ей и самой боязно было, только признаваться не хотелось.

Повернули ежата к дому, и тут... Молния как засверкает! Гром как загремит! И дождь сразу потоком хлынул, а капли-то крупные, жёсткие, холодные... Одна Шурше прямо в нос угодила — бррр!

Поняли ёжики, почему мама им выходить не велела, но было поздно. Ветер крепчает, дождь барабанит изо всех сил, кусты трещат, деревья раскачиваются! И запахи изменились, и не слышно стало ничего...

Растерялись ежата: в какой стороне норка их, понять не могут! Стали в спешке укрытие искать...

Бегут ежата, торопятся — вдруг поскользнулась Шурша на мокрой земле рядом с деревом большим и видит: углубление есть между корнями, вроде дупла небольшого.

— Сюда! — крикнула она братику и скорей под корни забилась. Норка не норка, дупло не дупло, а хоть какая-то защита! Подбежал и Шурк к стволу, но протиснуться к сестричке не смог — слишком упитанным ежонок был. А молния снова как вспыхнет! — и старый дуб неподалёку расколола, от вершины и до корней! Шума-то, грохота!.. Шарахнулся Шурк в сторону и дальше что есть мочи помчался, дороги не разбирая...

А Шурша в своём убежище затаилась; долго она сидела, грозу пережидала, о братике беспокоилась...

Закончился постепенно ливень, утих — пора бы уж ей вылезать. Да только наломал ветер сучьев, навалил веток перед дуплом, перекрыл ежонку маленькому путь! Ткнулась Шурша мордочкой — нет выхода. Что делать?

Стала она преграду преодолевать — где отодвигать, где разгребать, где подкапывать... А когда уставала, слизняков тут же рядом с собой выискивала да личинками разных жуков закусывала. Поест Шурша, поспит — и снова за работу.

Долго она возилась, шаг за шагом себе проход расширяя. Уж и слизняков всех съела, и личинки закончились, а впереди ещё столько сучьев тяжёлых, толстых!

Только на следующий день, ближе к закату уже, сумел выбраться ежонок из-под корней...

Вышла Шурша на воздух, подняла носик, принюхалась, вздохнула счастливо.

Хорошо в лесу в сумерках! Высоко в кронах иволги свистят, в листве пониже соловьи щёлкают, насекомые ночные шуршат в кустах под деревьями, на болотце лягушки квакают; на травке капельки росы заблестели... И шорохи вечером другие, и цвета, и запахи!

Поймала Шурша мотылька неосторожного, проглотила и стала думать, как ей теперь гнёздо своё с мамой и братиком найти. Понюхала воздух, траву, прислушалась — и решила, что через полянку надо идти, там их норка. Очень хорошо ёжики в лесу ориентируются!

Побежала она по полянке и скоро запах знакомый почувствовала!

— Мама Ежиха! Фрр! — позвала негромко. И из-за дуба, грозой расколотого, услышала:

— Фрр! Шурша!..

Обогнула она дуб, смотрит — а к ней уже и мама, и братик с разных сторон спешат, посапывают радостно!

Подбежали ёжики друг к другу, пофыркали, поздоровались, порадовались, что не потерялись, что зверь их никакой не обидел! Боялась Шурша, что мама ругать их станет за то, что не дождались они её, одни из гнезда убежали, да только не стала их Ежиха бранить — очень уж обрадовалась, что нашлись её ежата.

— Ой, что было! — воскликнула Шурша и стала рассказывать, как она всю ночь да ещё день через ветки пробиралась, дорожку себе прокладывала. Хорошо, что всё позади, а то и еды ей там никакой не осталось — всё, что можно было, съела давно. — Ох и утомилась же я! — добавила она в заключение. — А проголодалась-то как! Кажется, волка сейчас могу съесть!

— Ну ещё бы, — пожалела её мама Ежиха. — Шутка ли — столько времени на диете просидеть!

— Ой, а что это — диета? — испуганно спросил Шурк, во все глаза глядя на сестричку. — Она в дупле росла? Зачем же ты на неё села? А это не больно?

— Фррк! — засмеялась Шурша. — Диета — это тебе не цветок и не камень! Диета — это когда ешь не то, что хочешь! Ну или не досыта... Вот прямо как я: за всё это время только и съела, что кучку слизняков и личинок — да мне столько на завтрак мало! Похудела, наверное, да? — спросила она озабоченно.

В ответ Шурк фыркнул и лапкой махнул.

— Это что! Вот у меня диета так диета была. Даже рассказывать не хочется...

Тут только Шурша заметила, что братик её тоже похудел, едва ли не больше её самой, и стала просить:

— Ну расскажи, Шурк, пожалуйста! Где же ты всё это время был? И запах от тебя какой странный! Фр!

— Подожди немножко, — сказал Шурк, — я хоть улиткой подкреплюсь...

Нашёл он улитку, схрумкал, вздохнул довольно и начал рассказывать.

Бежал он от грозы, бежал и на край леса выбежал, а там дом увидал с садиком. Подбежал ёжонок к домику и под кустом смородины спрятался; смотрит — девочка маленькая в сад выходит и к нему спешит. Наверное, в окошко глядела и его заметила. Нашла его девочка среди листьев и веток, тряпочкой обернула и в дом понесла.

Испугался Шурк сначала, в тугой клубочек свернулся, потом чувствует — тепло в доме, сухо, и никто его обижать не собирается. Положила его девочка в уголок, а сама вышла. Подождал ёжик, подождал, потом тихонько носик из-под колючек высунул... Странно всё, непривычно, и запахи не лесные!

Скоро девочка вернулась и блюдечко с собой принесла, а на нём яблока кусочек лежит. Поставила она блюдце перед Шурком:

— Ешь, ёжик! — говорит. — Яблочко вкусное, сладкое! А меня Алёнка зовут. Давай дружить! Понюхал яблоко Шурк — кислятина! — фыркнул и снова в клубочек свернулся. А девочка не отстаёт, и так и этак ему яблочную дольку подсовывает. Хорошо, уже стемнело совсем и её спать кто-то позвал. Ушла она и свет выключила.

Остался ёжик один, развернулся и думает: а теперь что? Есть-то хочется! Слышит он: дождь прекратился почти; собрался было домой отправиться — а дверь-то закрыта! Стал он тогда другой выход искать, углы обнюхивать. Искал, искал — нет наружу хода!

И вдруг мышь под полом заскреблась. Ежонок носиком повёл: как мышкой хорошо пахнет! Вкусно... Вспомнил он, чему их с сестрёнкой мама учила, нашёл в мышиную норку вход и перед ним затаился. А мышь его топоток услышала и затихла. Шурк, однако, терпеливым был — сел ждать, пока она бдительность потеряет и из норки высунется. Но только-только мышь снова зашевелилась, а он напрягся весь, подобрался — дверь открылась и девочка Алёнка вошла!

Оказывается, он её сопением своим разбудить успел, пока жилище незнакомое обследовал... Зажгла она свет и снова принялась его яблоками угощать. А ёжик очень голодный был — отгрыз кусочек. Кисло, язычок щиплет! Еле отфыркался...

— Вот какая диета у меня в том доме была, — закончил Шурк свою историю, — у Алёнки! Очень уж ей дружить со мной хотелось. Днём мне спать не давала, всё тормошила и развернуть пыталась, а ночью стыдила, что топаю я громко да фыркаю... А что делать, если мы, ежи, по ночам гулять привыкли?! Ффф! Хорошо хоть молочка мне налить догадалась. А то всё яблоками одними кормила — у меня даже животик заболел! Только тогда мама её дверь открыла, меня выпустила...

— Ох, — просопела Шурша, — вся я от твоего рассказа испереживалась! Давай я тебе ещё улитку найду, в утешение!

Нашли они все вместе дерево поваленное, на нём улитку, а заодно и личинками жука-короеда полакомились.

— А это что? — спросила неожиданно мама Ежиха, разглядывая Шурка. — Почему у тебя две колючки сломаны?

— Да это мне Алёнка гриб на них наколоть хотела, — объяснил ежонок, — всё гостинец с собой дать старалась. Ффф! Еле сбросил!

— Гриб?! — удивилась Шурша. — Что же ты ей не напомнил, что мы запасов на зиму не делаем? Мы же не белки какие! Мы очень крепко всю зиму спим!

— Да я фыркал, фыркал — не понимает она, — вздохнул Шурк. — И мама Алёнкина тоже не поняла...

— Уффф! Она бы, Алёнка эта, ещё орехом бы тебя угостила! — пропыхтела Шурша. — Не могла яичко, что ли, предложить?!

— Да ладно тебе, — сказал Шурк примирительно. — Она же как лучше хотела!

— Конечно, как лучше, — согласилась мама Ежиха. — Что ж поделать, не знала Алёнка, чем тебя угостить надо. Никто ей, наверное, не сказал, что мы, ежи, хищники.

— Хищники? — переглянулись ежата. И захихикали. — Да что ты, мама! Какие же из нас хищники? — мы сами всякого зверя сторонимся: и медведя, и росомахи, и лисицы, и барсука!..

Зафыркала и мама Ежиха — засмеялась:

— Вы что же думаете, хищники только большие бывают?

— Ну да, — сказал Шурк. — У них и когти длиннющие, и клыки острые-преострые, а уж огромные эти хищники — как сто ежей!

— Так-то оно так, — сказала мама Ежиха, — да не совсем. Не тот хищник, кто сам большой, а тот, кто на зверьков поменьше охотится! Для нас вот волк хищник и лиса, и филин даже, а для мышей и лягушек —  мы, ежи, самые что ни на есть страшные хищники!

— Да ну-у?! — протянул Шурк. Очень ежонок озадачен был. — И для насекомых мы, значит, хищники?

— А то как же! — кивнула мама Ежиха. — И для птичек, что у земли гнёзда вьют. Помните, мы у малиновки яйцо утащили?

— Вку-у-усное! — облизнулась Шурша. — А что? — решила она, подумав. — Хищники, хоть и маленькие! И вообще, мы звери серьёзные, с нами не шути! Бегаем, если хотим, быстро? Плаваем хорошо? Ещё как! И даже гадюку ядовитую одолеть можем — а если укусит, то поболеем, но выживем!

— Точно, страшные звери и есть! — обрадовался и Шурк; ощетинился крохотный ёжик, подпрыгнул, зафырчал грозно: — Фррр! Прячьтесь все! Идёт гроза лягушек!

— А ну-ка марш вперёд, страшные звери! — громко фыркнув, скомандовала мама. — Я вам правильную диету устрою, ежиную. Отъедаться у меня будете. Никак вам худеть нельзя! Вам за лето вырасти надо успеть и жирка для спячки поднакопить! — И повела она ежат за собой — дальше лесным премудростям обучать.

© Ольга Чибис, 2005