Ежи - подарок Петровичу(хулиганство) )

Случилось это летом, в самый-самый разгар тепла и, что не менее важно, — цветения картошки... Цветет она себе преспокойно у Петровича на грядках: то беленьким цветочком из-за кустов малины выглянет, то сиреневым смотрит, одним словом, на солнышко глядит с грядки и цветет себе и ежам в удовольствие, а про Петровича уж и говорить нечего. Знает свое дело — не могли налюбоваться на цветущую картошку ежи. Пройдут деловой походкой между грядок садоводы-созерцатели, полюбуются. Уж и головы сквозь колючки напечет обоим, в особенности Большому — а все красоту из поле зрения не выпускают. Уж пора бы и воротиться к себе под крылечко — топают босыми лапками по дорожке, а нос все на картошку глядит, как стрелка компаса — на северный полюс. Так не раз с Петровичем по недосмотру лобовое столкновение совершали. Уж про Маленького-то и говорить не приходится — мысленно махнул лапкой Большой.

Вот и сейчас сидят Большой и маленький на крылечке — каждый на своей ступеньке: голову напекло, в глазах цветы белые да сиреневые роятся, как в калейдоскопе догоняя друг друга, а тут еще Петрович прямо по курсу. Сидят ежи под аккомпанемент колокольцев в ушах (Большой — большого, Маленький — маленького) вальс цветов с первого и второго рядов своей лесенки глядят, обхвативши голову лапками...

Сидят и в который раз думают: опять с Петровичем внезапно пересеклись... Он нам молоко на блюдечке по вечерам к крылечку носит, а мы его в босые пятки колючими боками... И решили ежи Петровичу как-нибудь подсобить.

Тряхнул Маленький головой — прислушался. О! Что, о? — задумчиво протянул Большой, посасывая травинку и щурясь на солнце. А то, — затараторил Маленький, — что был оловянный... А стал? — с доброй усмешкой в глазах переспросил Большой. А стал... стал... деревянный, — чувствуя подвох, окончательно запутался Маленький. Да ну тебя, — махнул он лапкой и засопел носом к забору, повернувшись от Большого ровно в противоположную сторону, впрочем нисколько от него не отходя.

Ладно — сказал Большой так, словно бы Маленький и не обижался, а тот уже во всю приготовился слушать обоими ушами, изо всех сил стараясь не выдать себя и не повернуть свой влажный черный нос в сторону Большого. Так вот — а не убрать ли нам Петровичу картошку за одну ночь? То-то обрадуется — закончил Большой, с любопытством рассматривая проплывавшее куда-то по своим делам одинокое облако.

Маленький мгновенно глотнул воздуха, как будто накатила огромная волна, хотел что-то выпалить сходу, да так и не смог ничего дельного сказать — только ловил воздух ртом и в ужасе смотрел на Большого. Ну что смотришь? — расстроился явно непонятый Большой, отложив травинку в сторону. Большой, а в тебе сколько лошадиных сил? — наконец приобрел дар речи маленький. Ну, суди сам — в Петровиче по всем справочникам выходит — десятая... Что ж мы хуже? Значит, во мне десятая да в тебе... итого, четыре десятых — это почти половина Петровича. А от лошади, значит, будет... Большой, она одна поле за день вспахивает с трудом! Эх, я бы на месте Петровича не валенки тебе на Рождество подарил, а добрую панаму — закончил Маленький довольно убедительно. Аргументы неумолимо нависли над Большим, как утес над морем, и собрались так висеть довольно долго.

Пришлось Большому мысленно возвращаться к камню у перекрестка дорог и читать инструкцию по деланию добрых дел для Петровича снова, тыча пальчиком в строку с теперь уже вторым пунктом.

О! Придумал вслух Большой на этот раз уже вторую мысль, а Маленький пошарил лапкой под ступенькой в поисках прошлогодних семечек — вечно Петрович просыпает. Надо полосатых извести, а то бегают табунами, что мустанги весной в прерии... дык, еще на соседских ходят стенка на стенку. А так представь — идет сосед, глядит, а у нас нет полосатых. В ужасе разводит руками, мол, у всех есть, а у одного Петровича нет. Ты с ума сошел — отчаянно протораторил Маленький и в знак протеста растянулся на ступеньке, закрыл глаза и сложил лапки на животе с зажатой в кулачке ромашкой. Хотя... почему бы и нет? — подумал он, открыв один глаз. Уйдут? — и ущипнул ромашку за самый красивый лепесток. Да уж, такая орда если и уйдет, то только за подмогой. Не уйдут?.. — больше похоже на правду — и второй лепесток вслед за первым, маленьким пропеллером стал снижаться над ступенькой. Уйдут!!! — решил Маленький и потащил Большого за лапку быстрее к грядкам.

Стрройсь! — рявкнул Большой возле грядки на шестилапых потребителей чужих вершков. Полосатые замерли дружными рядами, однако, виду подавать не спешили. Поди что скажу — засекретничал Маленький. Вышел один самый крупный полосатый колорад, встал на задние лапки, зашевелил усами и раскрыл пасть. Запугивает — подумал Большой — ничего, сами с усами. Прямо противостояние на реке Калке — некстати вспомнилось Маленькому вместе с анекдотом про чукчей. Кстати, колорады выходят американцы? — в ужасе подумал Большой. Мужики, объявляется акция! Толстый полосатый и не подумал шевельнуться. Впрочем они всегда путали «акцию» и «провокацию», оно и понятно — куда им — про себя решил Большой. Кто быстрее отсюда до Вашингтона добежит (чай курс на историческую родину им известен, хитро решил Большой), того и урожай будет. Стой, стой — не пойдет — в ужасе прокричал Маленький, глядя как рота за ротой бегут вчерашние иностранцы на Родину, отдавливая ряд за рядом босые лапки Большого, который так некстати оказался на тропинке прямо на прямой между дачей Петровича и Вашингтоном. Так не считается! — урезонил он остановившихся полосатых. Большой, чуя вовремя подоспевшее спасение, тут же лишился дара речи от переизбытка чувств. Стой, братва, стартуем одновременно, бежим туда — махнул лапкой в сторону мимо Большого Маленький — делов-то — командовал Маленький, шагая между рядами полосатых ордынцев. В общем, ребята, что еще?.. Принимая низкий старт, убедитесь — не бежит ли кто сзади с шестом... Марш!!! — скомандовал он, на этот раз стоя на ступеньке своего крыльца вместе с Большим.

А через пару минут они насвистывали свои любимые «Подмосковные вечера». Большой по-прежнему жевал травинку да потирал отдавленные лапки друг о дружку, Маленький жевал с таким трудом найденные семечки, и оба с нескрываемым удовольствием смотрели на Петровича, что стоял посреди грядок с открытым ртом и не мог понять — куда же подевалась целая орда полосатых...

То ли еще все таки было бы, если бы мы выкопали картошку за ночь — подумал Большой. Точно — в ужасе додумал Петрович в ответ, глядя на свою цветущую картошку:)

© Дракоша